Кукольных дел мастер - Страница 88

К оглавлению

– Думаете, автоматика позволит нам безнаказанно взрывать переборки?

– Плевать! Отправим рабов…

– Зафиксирует масштабную диверсию – даст сигнал бедствия, никуда не денется! Это уж точно будет нештатная ситуация…

– Как бы нас самих раньше времени не зафиксировали!

– А местные? Добрые Братья? Пастушка? Встанут поперек…

– Блондинка? Да кто она вообще такая?!

– Сука.

V

– Я знаю, что сука… – легат осекся и повернулся к Давиду, подавшему реплику с места. – Слушай, малыш! Почему твой гувернер нам запрещает ругаться при вас, а тебе – разрешает? Что за двойные стандарты?

– Я не ругаюсь, – юный гематр остался холоден. – Я констатирую факт. Мне странно, что офицер ВКС Помпилии не в состоянии отличить суку от кобеля. Пастушка – намод-киноид. Наследственный модификант. У дедушки такой же намод виллу охраняет. Только наш – кобель, и сторожевой. А Пастушка, по-моему, из овчарок. Вероятность: 94,3%.

– Мальчик прав, – поспешил вмешаться Авель. – На родине она и была пастушкой. Человек и собака в одном лице. Боюсь, теперь собаки в ней больше, чем следовало бы. Генетический сбой, или влияние «Шеола». После катастрофы, когда она ощутила себя пастырем стада… С ней лучше не связываться. Я видел, как она голыми руками…

Летописец дрожал от страха, не в силах продолжать. Жестами он пытался изобразить: что делала Пастушка голыми руками! – и никак не мог остановиться.

– Достаточно.

Голос Юлии хлестнул плетью, превратив О'Нейли в камень.

– Значит, готовиться надо в тайне, а действовать быстро. Приступаем к разработке конкретного плана.

– Чтобы рассчитать мощность зарядов и количество взрывчатки, нам нужно знать толщину переборок, материал, из которого они изготовлены…

Летописец сгенерировал таблицу, повисшую рядом со схемой «Шеола». Трубач перечислял необходимые для расчета параметры, деловито загибая пальцы, и Авель вводил данные в таблицу. К ним присоединились легат с Антонием, и все четверо принялись увлеченно обсуждать предстоящую операцию.

– Дядя Авель! У вас есть статистика по взорванным кораблям-нарушителям?

Близнецы с любопытством разглядывали планшет. Такой старой модели им видеть не приходилось. Маленьких гематров и на свете-то еще не было, когда это казенное имущество вписали в реестр «Шеола».

– У меня все есть. Я ведь летописец, – улыбнулся О'Нейли детям.

– Можно посмотреть?

– Он у вас мультирежимный?

– Смотрите. Эта директория… и эта…

Давид с Джессикой уткнулись в плоский дисплей планшета. Внешний мир перестал для них существовать. Лючано почувствовал себя лишним. Все при деле, один он – не пришей кобыле хвост, как выражался граф Мальцов. Впрочем, нет, не один. Украдкой он покосился на задумавшуюся о чем-то госпожу Руф. А вот пойду, сорву самую красивую розу и преподнесу ей! Юлии приятно будет. Хотя Фионина обидится… Значит, сорву две розы!

Окрыленный, он встал и шагнул к выходу из беседки. По ушам ударил зловещий вой сирены. Забыв о розах, о женщинах, обо всем на свете, Тарталья присел от неожиданности. Если желание подарить дамам цветы вызывает реакцию, похожую на конец света…

– Что это?

– День Гнева! – перекрывая вой, заорал в ответ Авель. – Бежим отсюда! Малый Господь проснулся! ЦЭМ! Если промедлим, он… Скорее!

Голосфера погасла. О'Нейли захлопнул планшет и, прижимая его к груди, как драгоценное сокровище, бросился к выходу. Остальные, чуть замешкавшись, устремились за ним. Лючано заметил, как Эдам с легкостью подхватил близнецов на руки, в три шага догнал летописца и пристроился бок-о-бок.

Сирена смолкла. Вместо нее на людей рухнул голос, настигающий повсюду:

– Заключенные обязаны соблюдать порядок содержания под стражей, установленный Законом и Правилами внутреннего распорядка пересыльной тюрьмы…

От звука, казалось, содрогались стены оранжереи. И впрямь, Глас Господа! Ветвь тамаринда хлестнула Лючано по лицу гроздью тяжелых стручков. Спасибо очкам, защитили глаза. Сбоку, споткнувшись о вазон с альданским кактусом, разразился бранью Тумидус.

– Сейчас ЦЭМ включит первый режим! Все должны… находиться… в камерах. Кто не успеет… – задыхаясь, на бегу объяснял «неофитам» ситуацию О'Нейли. – Это он инструкцию… цитирует… псих электронный…

– …бережно относиться к имуществу тюрьмы! Соблюдать требования гигиены и санитарии!..

Оранжерея превратилась в зеленый благоухающий лабиринт, из которого люди никогда не выберутся. Оставалось надеяться, что летописец знает дорогу. А если они опоздают укрыться в камерах – что тогда? Карцер? Расстрел?!

– …обращаться к сотрудникам пересыльной тюрьмы на «Вы» и называть их «гражданин» или «гражданка» и далее по званию или по должности, либо «гражданин начальник»!..

– Взорву проклятую железяку! Клянусь – взорву! – пыхтел Заль, обгоняя кукольника на повороте.

Лючано поскользнулся. Упал, больно ушиб колено. Шипя сквозь зубы, вскочил – и увидел выход. Проклятье, оранжерейная дверь с перепугу показалась ему туннелем, ведущим в рай, домой, на Борго – куда угодно, лишь бы подальше от «Шеола».

– …не совершать умышленных действий, угрожающих собственной жизни и здоровью других лиц!..

Едва вписавшись в дверь, он вылетел в серый коридор.

– Лицам, заключенным под стражу, запрещается: без разрешения администрации выходить из камер и других помещений режимных секторов!.. нарушать линию охраны объектов…

Оранжерея № 1 находилась в женском секторе. Пока ЦЭМ дремал, это не играло особой роли, но сейчас делалось вопиющим нарушением распорядка для мужчин. Им требовалось немедленно покинуть запрещенную территорию. К сожалению, коридоры запрудили рефаимки, торопясь нырнуть в «тет-а-тетки». Обычно спокойные, даже сонные, женщины впали в буйство. Они вопили, плясали, исполняя приказы с бестолковостью истового фанатика, готового расшибить лоб о пол молельни. В двух коридорчиках из стен выдвинулись решетки, отсекая вспыхнувшие очаги драк: обитательницы «Шеола» вцепились друг дружке в волосы, сражаясь за место в ближайшей камере.