Нового ресурса эскадрам должно было хватить года на три, никак не меньше.
Рядом, сквозь зубы, чтобы не услышал командующий, выругался второй навигатор. Совсем еще мальчишка, месяц назад он с отличием закончил военно-космическую школу на Китте и получил назначение на «Славу Помпилии». Предел мечтаний курсантов ВКС! Особенно когда в ушах до сих пор звучит вдохновляющая речь гард-легата Тумидуса, малого триумфатора и кавалера ордена Цепи!
Несколько минут назад юный центурион услышал, что легат Тумидус пропал без вести. На республиканском Михре, куда они направляются «творить мир». Навигатор был уверен: кто-то за это поплатится! Живая легенда, ветеран дюжины войн и сотни локальных конфликтов, консуляр-трибун Марцелл не спустит подлым вехденам…
– До контакта десять… девять… восемь…
На обзорниках разгоралась звезда. Надвигаясь, она затмевала полыхание космача-Йездана. Лициний Катон ощутил, как струйка пота сползает ему за шиворот. Обер-манипулярий подался вперед, кончиками пальцев в тысячный раз проверяя узлы энергетической «паутины», накрывшей соединение.
– Два… один…
– Контакт!
Вспышка. Обзорники на миг слепнут. Перед глазами плывут алые круги. «Паутина» в сфере отчаянно дергается под пальцами. Кажется, в нее с размаху угодил гигант-шершень – крылатый тигр с ядовитым жалом. Нити рвутся, отдаваясь в ушах треском помех.
– Антическая атака!
– У нас потери! Дромон ноль-девять поврежден! Ноль-одиннадцатый и ноль-семнадцатый не отвечают!
– Пробоина в энергощите!
– Всем кораблям соединения: мы атакованы. Боевым расчетам: зафиксировать цель. Режим концентрированного удара. По моей команде…
Улыбка консуляр-трибуна превратилась в волчий оскал.
– Огонь!
– Боевая тревога!
Акуст-линзы разразились сиреной.
– Экипажу – занять места согласно расписания! Офицерам сервус-контроля – обеспечить дублирование энергоснабжения систем корабля!
– Штурману-навигатору – подтвердить расчет изменений курса…
– Готовность бортовых систем вооружения…
– Есть!
Когда такая суматоха, прости Господи, кому интересен раб, один из многих, который в данный момент сидит на дубль-блоке в навигаторской рубке? Никому, кроме этого самого раба.
Зато его интерес – козырный.
Яша Буранчик из Жмыхова, брачный аферист, а в сложные времена застоя на любовном фронте – шнифер-домушник, даже на аэроплан смотрел с недоверием. Поди полетай на крыльях из фанеры! Если бы кто-нибудь, пусть даже уважаемый на казенном хипише Мотя Карамбуц, сказал Яше: «Буранчик, тебя возьмут черти катать по тому свету на дредноуте!» – Яша ответил бы: «Мотенька, оставьте! Самый лысый в мире мудрец, и тот, случается, тычет пальцем мимо ноздри!»
Тогда Мотя, хлопнув Яшу по плечу, добавил бы: «Ай, балабус, вечно у тебя шуточки!» – а Яша, хлопнув в ответ полстакана горькой на хрене, вздохнул бы: «Мотенька, вы знаете меня не первую ходку! Я могу хохмить в петле, в кутузке, на пере у Злюки Евдыря. Но боже ж мой, я согласен обойтись без хохм! А также без петли, кутузки и пера. Вы верите мне, Мотенька?»
В чертову карусель, закончившуюся сумасшедшим тем светом, Буранчик угодил, когда вернулся с гастролей в Жмыхов – проведать старенькую маму. Мама, чтоб она жила сто пятьдесят с закуской, очень серчала на сына. Надо было сделать маме приятное. Хотя в нынешней бузе, когда выгодней стрелять, чем окручивать сдобных вдовушек, а банда Грыця Штуцера, в прошлом – конокрада, теперь – атамана, называется Освободительной Армией Приморья, никто не спешит проведывать стареньких мам лишний раз.
Яша был добрая душа. Он рискнул и ошибся.
Пол-Жмыхова, не про вас будь сказано, разбил паралич, и черти грузили народ в свои таратайки, как рыбаки – скумбрию и кефаль в шаланды. Буранчик почти ничего не запомнил. В памяти отложились какие-то огрызки: звонит колокол в соборе, броненосец «Победа» лупит по врагу из всех калибров, казаки влетают в город со стороны Макеевки… Чистая война, чтоб ей икнулось! Честно говоря, Яша не был до конца уверен, что он все это видел, а не услышал позже от Федьки Бобыленко. Собрат по несчастью, Федька врал, будто глушил чертей лопатой, на пару с батей и младшим братаном. Батя, мол, шмалял из обреза и геройски погиб, братану не пойми чем сожгло голову, а последнего из Бобыленок, лишившегося чувств, взяли в плен.
За компанию с другими жмыховцами.
– Флагман – «Муцию Порсенне»! Поставить в фиксируемом секторе «дымовую завесу»…
– Баланс радиационных эмиссий?
– Есть!
– Навигационный дефлектор?
– Создана сеть аннулирующих ядер!
– Обеспечить дубль-контур питания орудий…
Ой, Яша ничего не понимал, кроме одного: у чертей начался пожар. Он цеплялся за ручки «щипачихи» (так Буранчик с самого начала окрестил рукастое устройство), молился доброму боженьке и вспоминал начало плена. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, черти оказались не в пример добрее солдат-охранников на казенном хипише. А уж в сравнении с полицмейстером Хлебовым, человеком буйного нрава… Плевать черти хотели на Яшу, и Яшу это вполне устраивало. Бить не били, кормили сносно, хотя, скажем без обиняков, мамины зразы с мясом Буранчик кушал с бо́льшим смаком; работой тоже не слишком мучили. В основном заставляли сидеть, держась за поручни, которые прилипали к ладоням, и все.
Если б не заворот мозгов, регулярно случавшийся во время сидения, Яша счел бы тот свет – курортом. Поначалу он ни слова не понимал из чертячьих разговоров, и очень боялся, что пропустит важное. Но после первого заворота мозгов, когда восемь близнецов в касках с петушиными гребешками схватили Яшу в зимней степи, связали веревками и выжгли на заднице клеймо, словно пастухи – молодому бычку… Очнувшись, Буранчик проверил себя и никакого клейма не нашел. Зато приказы чертей с этого момента сразу стали понятными: Яша подчинялся, не задумываясь, и радовался.